Андрей Ильин - Диверсия [= Федеральное дело]

— Оно давно захоронено.

— Значит, надо провести эксгумацию. Без осмотра трупа мы не сможем двинуться дальше.

— Что вам может дать мертвое тело? Ведь у вас уже есть фотографии живого человека, его описания и даже отпечатки его пальцев. Что вы можете увидеть сверх того, что уже увидели и запротоколировали патологоанатомы и следователи МВД?

— Ничего. Или очень многое. Вряд ли патологоанатомов и следователей интересовал потерпевший. Их в первую очередь беспокоили неизвестные преступники. И, значит, осмотр тела погибшего мог быть формальным. Грешащим пропущенными родинками, не описанными должным образом шрамами и другими незамеченными отличительными приметами. Которые мы постараемся обнаружить.

Кроме того, есть еще код ДНК, зубы и пломбы, химический состав волос, отображающий экологию места жительства данного индивидуума. Есть болезни внутренних органов, по поводу которых он, не исключено, обращался в медицинские учреждения, или с кем-то консультировался, или как-то лечился. Есть специфические, способные указать на род его деятельности мозоли и потертости, на которые проводившие вскрытие медики, уж конечно, не обратили внимания. Есть много такого, знать о чем не входит в обязанности районных патологоанатомов.

Нам нужен труп. И тогда, возможно, мы сможем сказать о нем больше, чем сейчас.

— Хорошо. Вы получите труп. И референт-телохранитель вызвал проштрафившихся мафиозников.

— Если у вас недостало ума доставить заказанного человека живым, принесите хотя бы его мертвое тело. Надеюсь, это вам по силам?

— Интересно, где мы его найдем?

— В морге. Или на кладбище, среди захороненных неопознанных тел.

— Зачем нам таскать из могил мертвяков?

— Затем, чтобы не лечь рядом с ними.

Камень был брошен. И по воде пошли круги. Тогда еще живому Шефу-куратору позвонил кладбищенский сторож. По одному из диспетчерских телефонов.

— Тут такое дело. Меня просили. Так вот, я, это, звоню.

— Кто звонит?

— Я. Ну, то есть сторож.

— Я понял. И все передам.

Диспетчер перезвонил другому диспетчеру. Тот еще одному. А тому, с произвольно выбранного телефона-автомата, Шеф.

— Мне сообщения были?

— Да. Звонил какой-то сторож.

— Сторож?

— Ага. Он так и сказал — «звонил сторож».

— Ну, значит, опять садовый домик обокрали. Спасибо. То есть очень жалко. Но вам спасибо.

Через час Шеф-куратор был на кладбище. Со скорбным выражением до неузнаваемости изменившегося лица и с цветами в руках.

— Ну и что?

— Вы, это, просили за могилой приглядеть. Так я позвонил.

— Спасибо, что приглядели, — поблагодарил Шеф-куратор сторожа в размере его полугодового оклада и двух литров водки.

— Ну да. Как они ушли, так я сразу к вам. Прямо бегом. Я же понимаю… — обрадовался сторож водке.

— Кто они?

— Не знаю. Я их ни разу не видел.

— Что они делали?

— Могилу разрыли. Ту, что вы сказали. И покойника вынули.

Могила была под инвентарным номером, которыми метили неопознанные и невостребованные трупы. В могиле был, вернее, теперь уже не был, погибший Резидент.

Кому же это и зачем мог понадобиться неопознанный мертвец?

— А кто могилу раскапывал?

— Так Петро и Федька. Они аккурат плановых покойников зарыли, а тут эти приехали. Вот они им и копали.

— А где этот Федька и этот Петро?

— Известное дело. В подсобке. Греются.

— Давно греются?

— С обеду.

— Значит, уже согрелись. Изрядно. Говорить-то смогут?

— Смогут.

Говорить Федька и Петро могли. Если медленно и простыми словами.

— Они документ какой-нибудь показали?

— А?

— Разрешение на эксгумацию.

— На чего?

— На выемку тела из могилы.

— Не-а. Или да. Мы не знаем. Не помним.

— А кто распорядился копать?

— Они. Показали и сказали копать.

— А разрешение?

— Это же не та могила, которая с покойником. Которую нельзя. Которую мы никогда, потому что понимаем. А которая с тем, которого никто не узнал. И потому, наверное, можно.

— А как они объяснили свои действия? Что сказали?

— Сказали, что братана вначале потеряли, а потом здесь нашли. И хотят увезти домой. Чтобы все по-людски.

— Как они выглядели?

— Кто?

— Которые братана нашли.

— Вот так! — показали могильщики.

— Вот что, мужики, сейчас я вам дам таблетки для трезвости, — могильщики протестующе затрясли головами. — А потом ящик водки, для опохмелки, — могильщики согласно закивали, — и вы мне попытаетесь описать этих людей. Потому что боюсь, они не своего братана уволокли, а моего. Которого я тоже разыскиваю. Ну что, договорились?

— Мы согласные. Даже без таблеток… Шеф-куратор вытащил переносной «ноутбук» с программой портретного опознания.

— Голова такая или такая? Шире? Уже? А в скулах? Лоб высокий? Низкий? С морщинами или без? Уши такие или такие?

Ресницы.

Разрез глаз.

Нос.

Губы.

Зубы.

Подбородок…

Итого четыре более или менее похожих на оригиналы портрета.

— Узнаешь? — спросил для сверки Шеф-куратор кладбищенского сторожа.

— Этих двух точно. Эти были. Я помню. А этих не помню. Я их издалека видел. Может, это они. А может, и не они.

— Ну тогда все. Да, кстати, а какую они могилу вскрывали?

— Вон ту. Что с краю.

— Как с краю? А разве не ту, что в середине?

— Да нет же. Мы же сами копали. Мы точно помним.

— Так с краю?

— С краю!

— Что же вы мне голову морочите. Я-то думал, они в мою могилу влезли, а они совсем в постороннюю. Зачем же мне было их портреты рисовать? Что же вы раньше-то молчали?

— Мы же не знали…

— Не знали. А я из-за вас кучу времени убил. И чуть чужого покойника не взял. Зачем мне чужой покойник? Мне мой нужен. Ладно, пойду документы выправлять. А там разберемся.

— А водка?!

— Что водка?

— Водку на опохмелку?! — возмутились протрезвевшие до состояния стекла могильщики. — Мы что, получается, из-за ваших дурацких таблеток зря сегодня день провели? Который так хорошо начался.

— Это я согласен. Это я не прав. Раз обещал — получите. На пол-ящика.

— Вы же обещали ящик!

— А вы обещали моего покойника, а не рассказ о чужом. Ждите. Когда вернусь, будет вам полный расчет. С премией.

И Шеф-куратор ушел. С фотороботом людей, которые забрали тело Резидента. С описанием их одежды, походки, голосов, манеры общения. С маркой, цветом и характерными особенностями машин, на которых они приехали. И даже с возможными отпечатками пальцев на предметах, которых эти неизвестные кладбищенские похитители касались.

Шеф-куратор ухватил хвостик ниточки, которая, если ее удачно потянуть, могла размотать весь клубок загадочных обстоятельств, связанных с гибелью Резидента.

Время неразрешимых загадок закончилось.

Осмотр похищенного трупа не дал ничего. И в то же время дал очень много.

Были обнаружены и зафиксированы десятки пропущенных патологоанатомами шрамов. Самого разного происхождения: от проникающих огнестрельных и колото-резаных, причиненных с помощью холодного оружия ран до почти не различимых невооруженным глазом косметических шовчиков.

Косметических — это самое интересное. Труп при жизни не был молодящейся женщиной. Труп был выше среднего возраста мужчиной, которому не пристало скрывать свои морщины. Зачем же он подвергал себя косметическим операциям? Причем многочисленным, наслаивающимся одна на другую. Может, у него была не та сексуальная ориентация? Нет, та. Если судить по результатам патологоанатомического осмотра.

Зачем же тогда косметика?

Уж не для изменения ли внешнего облика?

А зубы? Точнее — пломбы в тех зубах. Для человека, ведущего безвылазно тихую жизнь в одной из московских девятиэтажек, они слишком неоднородны. Не в одной поликлинике их ставили. И даже не в одном городе. А одну так просто в полевых условиях с помощью примитивной переносной бормашинки. Вроде тех, что используются в многомесячных арктических экспедициях. Или в космосе.

Как быть с этим географическим разбросом пломб?

А волосы?

А кости?

А ногти?

Что это, не результат? Результат, да еще какой! Не простым человеком был тот покойник. Не однозначным.

А каким был? И вообще кем был?

Вот на этот вопрос ответа так и не было.

Не числился он в медицинских архивах ни одной поликлиники, больницы или госпиталя. Ну ладно, косметическую операцию, допустим, можно умудриться сладить где-нибудь в полуподпольном кабинете или даже на дому у хирурга. Если хорошо заплатить. Но полостную, после огнестрельного ранения в брюшную полость? Ее на столе, на кухне, под светом настольной лампы не сделаешь. По крайней мере так виртуозно не сделаешь.